ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ
«Каждый может быть великим,
потому что каждый может быть слугой»
Мартин Лютер Кинг.
Вот и наступил четырнадцатый день месяца Нисан.
Пятый день Страстной недели.
Четверг.
День Тайной Вечери…
«Настал же день опресноков, в который надлежало заколать пасхального агнца, и послал Иисус Петра и Иоанна, сказав: пойдите, приготовьте нам есть Пасху».
Наверное, ни у кого из учеников нет в Иерусалиме постоянного жилья (неслучайно ведь они ходили ночевать в Вифанию или в Гефсиманский сад). Но в обязанность жителей Иерусалима входило бесплатное предоставление жилья паломникам, прибывающим на празднование Пасхи, и «Они же сказали Ему: где велишь нам приготовить? Он сказал им: вот, при входе вашем в город, встретится с вами человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним в дом, в который войдет он, и скажите хозяину дома: Учитель говорит тебе: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими? И он покажет вам горницу большую устланную; там приготовьте».
Ученикам было нетрудно найти этого человека даже среди множества людей – мужчина, несущий кувшин с водой, был очень заметным (ведь это было чисто женской обязанностью). И поэтому увидеть на улице мужчину, несущего кувшин воды, было настолько же необычно, как если бы нам с тобой встретить в троллейбусе депутата Госдумы. Или – члена Совета Федерации в очереди у кабинета терапевта в районной поликлинике.
Быть может, их удивило это – но куда больше удивит то, когда они увидят, как будет использована эта вода Иисусом!
«Они пошли, и нашли, как сказал им, и приготовили пасху». Конечно же, ученикам хорошо известен весь расписанный до мельчайших подробностей порядок пасхальной трапезы.
Накрыт стол, приготовлено все то, что по многолетней традиции должно быть на нём.
И самое, быть может, главное – до мельчайшей крошки выметено из дома все, что может содержать хотя бы малейшие следы старой закваски! (Неслучайно нас в России этот день называется Чистым четвергом).
Но сколько же её осталось в душах учеников…
И теперь сюда, в эту горницу, вместе с остальными апостолами приходит Спаситель, Который «Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их».
«И когда настал час, Он возлег, и двенадцать Апостолов с Ним, и сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания, ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии Божием».
Ученики располагаются у пасхального стола. Но места за ним (помнишь?) различаются по степени «почетности».
И вот снова – в который уже раз - «Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим».
Каким же болезненным именно сейчас должен был быть этот спор о первенстве для Спасителя! Снова и снова затевают ученики его - но ведь Им уже столько сказано и об этом…
И тогда, не говоря ни слова, «Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался…».
Наверное, видя это, ученики недоумевают - что это «затеял» Учитель?
Но – как тогда назвать то чувство, которое должны были они испытывать, когда вслед за этим Спаситель «влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан».
Даже в малой степени не могу я себе представить, что ощущают сейчас ученики!
Ведь их Учитель выполняет по отношению к ним, спорящим о том, кто из них должен почитаться большим, кто должен занять наиболее почетные места за праздничным пасхальным столом - ту работу, которая традиционно исполняется даже не самым незначительным из участвующих в трапезе, но рабом!
Писание не говорит, в каком порядке Спаситель с умывальницей обходит апостолов. Наверное, они молчат – и, быть может, отводят глаза…
Но вот Иисус «Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги?».
Что ж, Петр, твоя реакция на кажущуюся абсурдность происходящего мне лично вполне понятна.
Но «Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после».
Как это – не знаю, не разумею?
Что же тут – в столь очевидном - может быть непонятным?
И с обычной своей горячностью и категоричностью «Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек».
Но на это «Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною».
И – наступает момент прозрения: Петр осознает, насколько же он нечист…
И более того - что избавить его от этой нечистоты может только Спаситель!
И если бы нечистота заключалась только в том, что грязь – на его ногах…
Нет, нечисты и руки, которыми делается столько недолжного - и тогда «Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки…».
Но и руки…
Быть может, Петр вспоминает в этот момент слова Бога, обращенные к Моисею?
Те, которые в начале исхода из Египта «сказал Господь Моисею, говоря: сделай умывальник медный для омовения, и налей в него воды; и пусть Аарон и сыны его омывают из него руки свои и ноги свои; когда они должны входить в скинию собрания, пусть они омываются водою, чтобы им не умереть; или когда должны приступать к жертвеннику для служения, для жертвоприношения Господу, пусть они омывают руки свои и ноги свои водою, чтобы им не умереть; и будет им это уставом вечным, ему и потомкам его в роды их» (Исх.30:17-21)?
А сейчас, много лет спустя – разве не Сионская горница становится истинной скинией собрания? Ведь скиния собрания переводится как «обитель встречи»!
И во времена Ветхого завета именно она и была местом встречи человека и Бога.
Сионская горница…
Не о ней ли годы спустя снова вспомнит Иоанн Богослов, когда на склоне своих лет, последним из всех апостолов оставшись в живых, будет писать завершение своего Откровения - «И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое». (Откр.21:2-5)
И уже сейчас, в этой горнице, где происходит сейчас Тайная Вечеря, с человеками – Бог.
И Он – действительно – творит всё новое.
В том числе – и нового Петра, который, только что произнеся не только ноги мои, но и руки - кажется мне почему-то, на мгновение останавливается - и смотрит на свои руки, как будто в первый раз видя их.
Руки человеческие, те руки, которыми он совершает свои дела...
Они действительно грязны, как грязны многие (если не большинство) совершаемых человеком дел – но, понимая это, Петр осознает вдруг источник главной, самой опасной грязи – и произносит принципиально важное продолжение, говорит о самом главном - «и голову»!
Именно и прежде всего именно ее, голову – источник помыслов, которые становятся делами рук человеческих.
Голову, из которой и берут свое начало такие грязные дела и поступки…
Очисть же в первую очередь именно её, Господи!
И Петр осознает не только необходимость такого очищения – но одновременно и невозможность ждя человека сделать это самому, без помощи Бога.
Но не Петру в первую очередь надо было бы сейчас задуматься над своими мыслями...
И «Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты».
Спаситель переходит от одного ученика к другому. Вот настал и черед Иуды…
Иисус омывает и его ноги – зная, куда уже сейчас направляет их в своих мыслях Иуда.
В общем молчании умовение ног закончено.
Наверное, возвращаясь к столу, ученики уже не стремятся побыстрее занять «наиболее почетные» места…
И только теперь Спаситель, «Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам?».
Наверное, никто из учеников уже не воспринимает произошедшее сейчас как некую «гигиеническую процедуру».
Что ж, если так – они правы, потому что в продолжение Своих слов Иисус говорит им (и только ли им?): «Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам. Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его».
Посланный Отцом – Спаситель стал слугой тем, кому Он был послан.
Так и посланные Спасителем – должны будут служить тем, к кому посылает их Он.
Посылает – сказав: «цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий - как служащий. Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий».
В Сионской горнице идет Тайная Вечеря…
Наступает её кульминационный момент: «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего».
Вот и произошло установление Евхаристии – величайшего из христианских Таинств...
Много слов сказано по ее поводу – и, быть может, ничто другое не вызывает столь ожесточенных споров не только между верующими и атеистами, но и между христианами разных конфессий.
Мне не хочется обсуждать богословские тонкости вопросов пресуществления (да и, как говорится, «не по чину»).
Но одно я как человек, имеющий некоторое отношение к так называемым естественным наукам, не только знаю точно, но могу доказать любому, кто в состоянии понять хотя бы азы статистической физики: в каждом кусочке хлеба, который верующий принимает из рук служителя, и в кажом глотке вина во время причастия есть атомы ТОГО САМОГО хлеба и ТОГО САМОГО вина, которые были в руках Иисуса Христа на этой Вечере.
Но даже не это, быть может, главное: ведь слово Евхаристия переводится с греческого как благодарность!
Не это ли состояние, не это ли чувство, невыразимое никакими человеческими словами, должен испытывать во время Причастия каждый человек – благодарности Христу хотя бы за одну только возможность: быть благодарным Ему за свое спасение!
Не это ли, не в этом ли – самое главное?
И в продолжении этой трапезы, обращаясь к ученикам, «когда они возлежали и ели, Иисус сказал: истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня».
И да не покажется тебе парадоксальным и свидетельствующим только о слабости их веры то, что услышав эти слова Спасителя, «Они опечалились и стали говорить Ему, один за другим: не я ли? и другой: не я ли?».
Не я ли…
Не я ли…
Как же велика была сила этого только что преподанного им урока!
Куда только делись и их самоуверенность, и мысли о том, кто из них более достоин занять почётное место рядом с Учителем…
И не об этом ли моменте Тайной Вечери вспоминал апостол Павел, когда в своем первом послании членам коринфской церкви писал о том, какой должна быть для христианина Вечеря Господня: «Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет. Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей» (1 Кор.11:23-28).
Да испытывает же себя человек - и это не я ли так свидетельствует о том, что ученики действительно испытывают себя!
Вот он, ключевое для них мгновение - момент, когда человек испытывает не своего ближнего, не других членов своей поместной церкви, не кого бы то ни было другого, и уж тем более не Бога - но самого себя!
И вспоминается слышанное когда-то очень точное определение: единственный способ быть достойным участия в Вечере Господней – это понимать свою полную и абсолютную недостойность участия в ней.
Но «При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви?».
Его-то что заставляет задавать этот вопрос – его, который уже не только принял решение о предательстве, но и обсудил с первосвященниками детали предстоящего?
Может быть, он испытывает Спасителя – знает Он о том, что Иуда уже - по сути - предал Его?
Или просто не хочет выделяться среди остальных своим молчанием?
И в ответ «Иисус говорит ему: ты сказал».
Но у каждого из остальных одиннадцати апостолов – один и тот же вопрос: кто же все-таки он, тот предатель, о котором говорит Спаситель?
«Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту».
И Иуда – принимает его!
Что ж, тем самым – он окончательно переходит ту черту, из-за которой нет возврата: «И после сего куска вошел в него сатана».
Происходящее делается для Спасителя настолько невыносимым, что «Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее».
Только Он и Иуда знают в эту минуту, о чем идет речь - «Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему. А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что-нибудь нищим».
Наверное, и для Иуды непереносимо, невозможно оставаться здесь.
А может быть – все проще: поняв, что его замысел известен Спасителю, он решает поторопиться?
В любом случае - «Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь».
Иуда уходит.
Уходит не просто в ночь – но в ту беспросветную тьму, из которой для него уже нет возврата.
Комментариев нет:
Отправить комментарий