ВОСКРЕСЕНИЕ ХРИСТОВО

ВОСКРЕСЕНИЕ

(Мф.28:1-15; Мк.16:1-11; Лк.24:1-12; Ин.20:1-18)

«На третий день друзья Христовы пришли туда и увидели, что пещера пуста  и камень отвален…Они видели снова первый день творения, новое небо, новую землю; и Господь-Садовник гулял по саду в прохладе рассвета».

Г.К.Честертон

Минула суббота – и вот, наконец-то, и наступил этот день, который наряду с Рождеством станет вскоре одним из главных христианских праздников!

А в то, самое первое воскресенье, «По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его».

По прошествии субботы…

А что же делали они, чем были заняты в саму субботу?

Ничего не сказано об этом ни в одном из всех четырех Евангелиях - кроме разве что того, что в пятницу, при похоронах Спасителя «женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи, и смотрели гроб, и как полагалось тело Его»  «возвратившись же, приготовили благовония и масти; и в субботу остались в покое по заповеди».

Одно всего упоминание – но и одно оно, думается, говорит о так многом…

Они, так часто присутствовавшие при спорах Спасителя о субботе, при всем том, что на их глазах совершал Он даже не для самых, казалось бы, близких Ему людей именно в субботние дни – сами тем не менее в субботу остались в покое по заповеди.

Что ж, фарисеи и им подобные могут быть довольны: заповедь о субботе в их варианте даже для самых близких к Иисусу оказалась сильнее всего того, о чем говорил, чему учил их и что делал Он Сам. Женщины идут ко гробу…

Теперь-то, казалось бы - зачем? Ведь тело Иисуса уже не только с заведомым избытком помазано Иосифом Аримафейским и Никодимом – но похоронено, закрыто. И более того - запечатано в гробнице. Ведь они видели это, когда  «смотрели гроб, и как полагалось тело Его».

А если учесть климат Палестины – то, наверное, оно должно было уже начать разлагаться…

Быть может, ими движет понятное желание, внутренняя, пусть и нелогичная потребность  хоть что-то сделать для Того, которого они, женщины – так любили при Его жизни.

Еще раз- на прощанье – прикоснуться к Нему…

Были «и другие с ними» - и только о Богоматери не сказано здесь ничего.

Что ж, даже Ее силы – имеют свой предел. Помнишь адресованные Марии слова старца Симеона – «и Тебе Самой оружие пройдет душу»?

Вряд ли можно точнее сказать о том, что произошло с Ней в тот момент Распятия , когда «один из воинов копьем пронзил Ему ребра».

И вот приготовившие все необходимое женщины «весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца, и говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба?».

Кто отвалит нам камень от двери гроба… 

Насколько же их вопрос своей глубиной превосходит буквальный его смысл!

Хотя - вряд ли они задумываются об этом, когда подойдя к погребальной пещере  «И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик».

Да, он действительно был очень велик, огромен - размером с мельничный жернов – этот камень, которым закрывался вход в гробницу.

Огромен и неподъёмен – как образ и символ того размера и тяжести камня грехов, которым с самого начала бытия, со времён  грехопадения Адама, с того момента, когда смерть стала итогом земного бытия каждого человека,  был запечатан для каждого человека выход из гроба смерти – и вход в жизнь вечную.

Камень, который с момента изгнания из рая  всё  только увеличивался и увеличивался.  

Страстная. День шестой. Иисус перед Пилатом.

ИИСУС ПЕРЕД ПИЛАТОМ

(Мф.27:1-2, 27:11-26; Мк.15:1-15  Лк.23:1-25;   Ин.18:28-19:16).

«И темными силами храма

Он отдан подонкам на суд.

И с пылкостью тою же самой

Как славили прежне, клянут».

Борис Пастернак

Тем временем спешное разбирательство у первосвященника закончено. Ночь проходит – и наступает утро Страстной пятницы…

И теперь, «Немедленно поутру  все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти».

Немедленно…

Как много может сказать одно-единственное слово!

Одно желание, одна мысль движет собравшимися на этом совещании: скорей, скорей, скорей.  Столько уже раз они не смогли осуществить задуманное – как бы и теперь, как бы и на этот раз не упустить возможность. Поэтому прочь - все процедурные тонкости, поэтому побоку - вопросы соблюдения собственных же правил и установлений.

Сейчас надо решить главное: как максимально быстро добиться единственно нужного для них решения - предать Его смерти – от того, кто реально обладает всей полнотой власти над всей Иудеей: римского прокуратора Понтия Пилата. Сам синедрион не может выносить смертный приговор – Римом этого права он лишен. Оно, конечно, можно организовать «проявление народного гнева» и побиение Иисуса камнями – но этот вариант и ненадежен, и противозаконен: неизвестно, как в этом случае может повернуться дело, ведь популярность Иисуса очень велика!

Да и римские войска могут в любой момент вмешаться и воспрепятствовать этому.

Наконец, план поведения перед Пилатом согласован, обсуждены возможные «сценарии развития» - что делать и как поступать при том или ином развитии событий.

Еще раз уточнив все это, они  «От Каиафы повели Иисуса в преторию. Было утро; и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху».

Чтобы не оскверниться…

Вот он, на все времена – образец фарисейства!  Даже если не знать о нем ничего другого – одного этого примера с избытком хватило бы, чтобы составить полное впечатление о его сути.

Вдумайся: человека (пусть даже самого что ни на есть «обычного» и даже абсолютно точно виновного) ведут для того, чтобы любым способом добиться его смерти. Причем смерти - через распятие на деревянном кресте, и тем самым  в ритуальном смысле наиболее грязной и позорной – ибо каждому иудею известны слова Писания: «проклят всякий, повешенный на древе» (Втор.21:23).

Но при этом – как бы не оскверниться[1]…

И вот уже они - на площади перед преторией, и требуют выхода прокуратора.

 «Пилат вышел к ним и сказал: в чем вы обвиняете Человека Сего?».

Обрати внимание: им задан абсолютно конкретный вопрос!

Но вместо ответа на него Пилат слышит: «если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе».

Злодей?

Преступник, нарушивший ваш иудейский закон?

Коль так - «Пилат сказал им: возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его».

Пилат, Пилат…

Ты много повидал на своем веку, ты наверняка не только понаслышке знаешь о жестоких - и даже кровавых - интригах при дворе императора, но и сам участвовал в них.

Но известно ли тебе сейчас, что им нужен не твой суд – но осуждение, причем осуждение – на смерть?

Страстная. День шестой. Самоубийство Иуды.

САМОУБИЙСТВО ИУДЫ

(Мф.27:3-10)

«Погиб Иуда... Он  не снес

Огня глухих своих страданий,

Погиб без примиренных слез,

Без сожалений и желаний».

Семен Надсон

А что же в это время происходит с Иудой?

Он узнает, что Иисусу вынесен смертный приговор. И «Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную».

Он снова приходит в храм.

Почему Иуде так важно вернуть деньги?

Потому ли, что возвратом денег он хотел отказаться от совершенной сделки?

Что, «совесть заговорила» - о чем свидетельствует это раскаявшись?

Да, Иуда раскаялся – но любое раскаяние  в принципе отличается от покаяния!

Иуда раскаялся – потому что считает, что по его вине осуждён на смерть сын плотника из Назарета, хороший человек с прекрасным этическим учением и даже не лишенный сверхъестественных способностей.

Но все же – только человек.

Голос остатков совести, который так хочется заглушить – хотя бы возвратом полученных за предательство денег!

Он снова идет в храм - но и тут его ожидает разочарование.

Потому что, не приняв от него эти тридцать монет, «Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам.  И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился».

Самоубийство Иуды…

Его причину не понять без уяснения того, что лежало в начале его пути к наброшенной собственными руками на сук дерева веревке с петлей.

Без того, чтобы понять причины предательства.

Что ж, за прошедшие до нашего времени без малого две тысячи лет насчёт этого выдвигались самые разные гипотезы.

Страстная. День шестой. Крестный путь.

КРЕСТНЫЙ ПУТЬ

(Мф. 27:26-32; Мк.15:15-21; Лк.23:25-32; Ин.19:16-17)

«А мой палач глядит веселым взором

И хвалится искусною работой,

Рассматривая на поблекшей коже

Следы побоев. Господи, прости!»

Анна Ахматова

что ж, священники и народ добились своего от Пилата – и  «Тогда наконец он предал Его им на распятие».

Наконец…

Как много можно сказать одним всего словом!

«Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк  и, раздев Его, надели на Него багряницу;  и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове».

На этом «развлечения» для римских воинов закончены.

Пора за привычную работу.

 «И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его…».

Но всё-таки – как омерзительны и бесчеловечны их издевательства над Спасителем перед Его казнью!

Ведь человеку (пусть для них даже не Богочеловеку – но самому обычному) совсем скоро предстоит медленная - и оттого вдвойне мучительная смерть.

И не могут не быть смертельными - в самом буквальном смысле! - его ужас, его муки. Но вместо хоть капли сострадания, или хотя бы уж безразличия или равнодушия - получение  удовольствия от дополнительных к и без того уж запредельным мукам осуждённого[1]…

Конвой сформирован. Недолгие приготовления привычно быстро закончены -  «и повели Его на распятие».

«Вели с Ним на смерть и двух злодеев» - наверное, сообщников того самого Вараввы, которого пришлось освободить Пилату после столь опрометчиво сделанного им предложения…

Путь, по которому Спасителя вели к месту распятия, не мог быть самым коротким. Напротив, осуждённого на казнь вели обычно кружным маршрутом - и этим преследовались две цели.

Первая из них – прагматически-показательная: как можно большее количество потенциальных преступников и мятежников должно было увидеть, к чему приводит противостояние римской власти.

Но надо отдать должное и римскому праву (которое неслучайно по сей день изучают студенты юридических ВУЗов): вторая цель такого выбора пути заключалась в том, чтобы в случае, когда кто-либо из встретивших процессию и имевших свидетельство в пользу осуждённого, мог об этом заявить. В этом случае казнь останавливалась – и возобновлялась судебное разбирательство.

Что ж, пусть и нечасто, но случалось и такое.

Но только не сейчас, когда Спасителю так мучительно  вынести невыносимое – и невыносимое настолько, что измученный Христос  падает под той тяжестью возложенного на Него креста.

Страстная. День шестой. Распятие.

 РАСПЯТИЕ

(Мф.27:33-44; Мк.15:22-32; Лк.23:33-43; Ин.19:17-27)

«Был виден холм и три креста — Голгофа.
Последняя надежда бытия…».
Максимилиан Волошин

«Был час третий, и распяли Его».

Всего одна строка…

В отличие от всего происходившего ранее, евангелисты не описывают подробностей процедуры распятия – быть может потому, что это слишком для них невыносимо?

Но они сохранили для нас слова Спасителя, произнесенные им уже со креста.

Поистине невообразимые слова Сына Божия: «Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают».

Кому – им?

Только ли им, солдатам, вбивающим гвозди в Его Тело?

Распинающим – в буквальном смысле этого слова?

Но разве человека убивает пуля, а не тот, кто нажал на курок?

И разве эти огрубевшие за много лет воинской службы римские солдаты, привычно исполняющие очередной приказ - не являются неким аналогом такой пули?

Им – это всем, кто причастен в смерти Спасителя.

Всем тем, которые не знают, что делают – не только (или даже не столько) в том смысле, что казнят невиновного. Они не знают, что в этот момент необратимым делается их собственное  будущее, будущее храма, будущее Иерусалима, будущее всей их страны.

То будущее, которое Он со слезами видел с холма несколько дней тому назад, перед последним Своим входом в Иерусалим – помнишь Его плач об этом городе?

И здесь, сейчас, на кресте  Христос, Чьё могущество беспредельно, наглядно показывает, что на практике значат Его слова - нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.

В истинном, абсолютно буквальном - хотя и таком жутком смысле этого слова.

Прости им…

Молить Бога о тех, кто обрек тебя на смерть, да еще не мгновенную, как при расстреле – а такую унизительную, долгую и предельно мучительную…

Говоришь, трудно вообразить подобное?

Завидую тебе.

Потому что сам я вообще не могу - окажись в подобной ситуации - представить себе такого.

Страстная. День шестой. Смерть Иисуса.

СМЕРТЬ ИИСУСА

(Мф.27:45-56;  Мк.15:33-41;  Лк.23:44-49; Ин.19:28-30)

«Только пепел знает, что значит сгореть дотла»…

Иосиф Бродский

И опять не могу я не начать со строк Ветхого завета…

Пророк Амос, восьмая глава: «Такое видение открыл мне Господь Бог: вот корзина со спелыми плодами. И сказал Он: что ты видишь, Амос? Я ответил: корзину со спелыми плодами. Тогда Господь сказал мне: приспел конец народу Моему, Израилю: не буду более прощать ему» (Ам.8:1,2).

Много веков наполнялась эта корзина плодами гнева Божия. И вот настал день, когда чаша Его терпения переполнилась.  

И задолго до этого дня,  до его полудня, о неизбежном возмездии сказано: «И будет в тот день, говорит Господь Бог: произведу закат солнца в полдень и омрачу землю среди светлого дня. И обращу праздники ваши в сетование и все песни ваши в плач, и возложу на все чресла вретище и плешь на всякую голову; и произведу в стране плач, как о единственном сыне, и конец ее будет - как горький день»(Ам.8: 9,10).

 Вспоминают ли собравшиеся на Голгофе эти строки, когда именно в полдень, «В шестом же часу настала тьма по всей земле…»?

Шестой час. Время начала храмового жертвоприношения.

И если бы не Христос, то после слов от шестого часа наступила тьма можно было бы, наверное, поставить точку.

Точку не в евангельском повествовании – но во всей человеческой истории, потому что эта тьма - продолжалась бы вечно.

Не рассеявшись уже никогда, она стала бы концом света.

Но не случайно в самых первых строках евангелия от Иоанна написано: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин.1:5)! Эта тьма, хотя и «и продолжалась до часа девятого», не стала вечной, не явилась последним событием человеческой истории.

И в этот час не в храме – но здесь, на Голгофе состоится величайшее, невообразимое: Жертвоприношение Самого Бога.

Приносящего – и Приносимого.

 «В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элои! Элои! ламма савахфани? - что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?».

Двадцать первый псалом, второй стих которого вырывается из самой глубины души Спасителя на родном для Него арамейском языке …

Во всем Четвероевангелии по жути своей нет для меня аналогов этой строке, говорящей о мгновении, когда Иисус был оставлен Богом-Отцом.

И что для Спасителя в сравнении с этой богооставленностью  все предыдущие мучения, когда ничто не могло исторгнуть из Него слов, хотя бы отдаленно напоминающих это  - для чего Ты Меня оставил![1]

Богооставленность…

Наверное, каждому верующему в той или иной степени когда-нибудь приходилось испытать нечто похожее. Но думается, что чувства, которые при этом испытывает человек, зависят от того, насколько сам он близок к Богу. И ужас от этого ощущения тем сильнее, чем сильнее его вера.

Но если так - тогда в малой даже степени невозможно представить себе то, что испытывает сейчас Иисус – потому что не было и никогда не будет человека, более близкого к Богу, чем Он!

Страстная. День шестой. Погребение..

ПОГРЕБЕНИЕ

(Мф.27:57-66;  Мк.15:42-47;  Лк.23:50-56;  Ин.19:31-42).

«В тот час запечатали и погребли великий и славный мир, который мы зовем древностью. Пришел конец великому делу – человеческой истории, той истории, которая была только человеческой».

Гилберт Честертон

Да не покажется тебе странным, что когда я, перечитывая Евангелие, дохожу до этого события, то всегда испытываю нечто вроде облегчения – наконец-то Иисус отмучился…

Умер, на практике показав, что означают Его слова: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин.15:13).

Хуже – уже не будет.

Его земные, человеческие страдания и заботы – завершены.

Что ж, теперь тела казненных предстоит похоронить?

Но воинам такого приказания не отдавалось – а в части касающейся приказ перебить у них голени и снять их выполнен полностью.

Толпа же зевак – давно разошлась. Да и кому из «правоверных иудеев» захочется осквернять себя на Пасху прикосновением к мертвому телу?

Что же до учеников – то, как пишут в подобных случаях, «смотри выше».

И видя все происходящее, находится всего один человек, решающийся на снять тело с креста и похоронить Его: «Тогда некто, именем Иосиф»…

Кто же он, этот единственный?

Он – не случайный прохожий, и даже – не просто рядовой иудей, но  «знаменитый член совета, человек добрый и правдивый, не участвовавший в совете и в деле их; из Аримафеи, города Иудейского, ожидавший также Царствия Божия, ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев»!

Именно он «осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова».

Да, совсем неслучайно написал евангелист это осмелился!

В отличие от учеников, ему-то есть чего бояться. И Иосиф прекрасно понимает, чем и насколько рискует - и рискует как минимум трижды!

Во-первых, он рискует попасть под «горячую руку»  Пилата, и без того раздраженного всем происходящим сверх всякой меры.

Во-вторых, с этого момента его тайное ученичество станет для всех очевидным! Вполне очевидно, какие последствия могут ожидать его, когда это станет известным. Тем более, что  он не просто рядовой фарисей или саддукей – но член совета, синедриона![1]

И наконец, прикосновение к мертвому телу грозит ему неучастием в пасхальных мероприятиях.

А чем бы рисковали – пойди они к Пилату с просьбой отдать им для погребения тело Спасителя – ученики?

Разве что тем, что их стражники прокуратора вытолкали бы в шею… Впрочем, с чего бы Пилату их вообще было удостаивать их приема?

Быть может, так они сами и думали.

Или - предпочитали думать.

Страстная. День пятый. Тайная Вечеря.

ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ

«Каждый может быть великим,

потому что каждый может быть слугой»

Мартин Лютер Кинг.

Вот и наступил четырнадцатый день месяца Нисан.

Пятый день Страстной недели.

Четверг.

День  Тайной Вечери…

«Настал же день опресноков, в который надлежало заколать пасхального агнца,  и послал Иисус Петра и Иоанна, сказав: пойдите, приготовьте нам есть Пасху».

Наверное, ни у кого из учеников нет в Иерусалиме постоянного жилья (неслучайно ведь они ходили ночевать в Вифанию или в Гефсиманский сад). Но в обязанность жителей Иерусалима входило бесплатное предоставление жилья паломникам, прибывающим на празднование Пасхи, и «Они же сказали Ему: где велишь нам приготовить? Он сказал им: вот, при входе вашем в город, встретится с вами человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним в дом, в который войдет он, и скажите хозяину дома: Учитель говорит тебе: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими?  И он покажет вам горницу большую устланную; там приготовьте».

Ученикам было нетрудно найти этого человека даже среди множества людей – мужчина, несущий кувшин с водой, был очень заметным (ведь это было чисто женской обязанностью). И поэтому увидеть на улице мужчину, несущего кувшин воды, было настолько же необычно, как если бы нам с тобой встретить в троллейбусе депутата Госдумы. Или – члена Совета Федерации в очереди у кабинета терапевта в районной поликлинике.

Быть может, их удивило это – но куда больше удивит то, когда они увидят, как будет использована эта вода Иисусом!

 «Они пошли, и нашли, как сказал им, и приготовили пасху». Конечно же, ученикам хорошо известен весь расписанный до мельчайших подробностей порядок пасхальной трапезы.

Накрыт стол, приготовлено все то, что по многолетней традиции должно быть на нём.

И самое, быть может, главное – до мельчайшей крошки выметено из дома все, что может содержать хотя бы малейшие следы старой закваски! (Неслучайно  нас в России этот день называется Чистым четвергом).

Но сколько же её осталось в душах учеников…

И теперь сюда, в эту горницу, вместе с остальными апостолами приходит Спаситель, Который  «Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их».

Их, которые не знают еще, что означает, какой до жути буквальный смысл несёт в себе это - до конца…

Страстная. День пятый. Последняя беседа в Сионской горнице.

ПОСЛЕДНЯЯ БЕСЕДА В СИОНСКОЙ ГОРНИЦЕ

«Не властны мы в самих себе,

И в молодые наши лета

Даём поспешные обеты –

Смешные, может быть, всевидящей судьбе».

Евгений Баратынский

Иисус остается с одиннадцатью.

И теперь уже только к ним, оставшимся, обращены слова Спасителя: «Дети! недолго уже быть Мне с вами. Будете искать Меня, и, как сказал Я Иудеям, что, куда Я иду, вы не можете придти, так и вам говорю теперь».

Почему – теперь?

Есть у меня, правда, своя версия (да не поднимут меня на смех профессиональные переводчики и   богословы, у которых я заранее прошу извинения):  может быть, в переводе греческого текста – не там поставлена точка? Ведь в греческом тексте знаки препинания отсутствовали – по определению.

Что, если это теперь – начинает новое предложение?

И именно здесь, в этой горнице, и именно во время Вечери звучат Его принципиально важные слова: «Теперь заповедь новую даю вам…».

Новую?

Наверное, ученики ожидают чего-то чрезвычайного, выходящего за пределы даже того столь необычного, что прозвучало в заповедях блаженства – ведь они вроде бы уже понимают, что Учитель вот-вот оставит их!

И в тишине Сионской горнице звучит эта – последняя и действительно важнейшая – заповедь: «да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга».

И это говорит Тот, кто заповедовал любить даже врагов! А теперь Он, зная и учеников, и каждого человека, включая будущих христиан, и нас с тобой, говорит о любви хотя бы – друг к другу…

Что ж, действительно – новая заповедь.

Я бы даже сказал – вечно новая, потому что последующая история не только человечества – но и христианства наглядно и неоднократно покажут, как далеко видел Христос.

И тем более это важно – продолжает Иисус - в силу того, что  «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою».

Между собою…

О том, что они (и только ли они?) являются Его учениками и последователи, люди будут узнавать не по их словам и научениям - какими бы совершенными с точки зрения богословия они ни были, не по их рассказам и свидетельствам.

И даже их отношение к другим людям не будет достаточным для этого - подлинным свидетельством верности Иисусу  сможет стать их любовь именно друг к другу, между собою.

Любовь христианина – к другому христианину, пусть даже инославному.

Но как часто в будущем принадлежащий конкретной конфессии,  даже называя инославного братом,  будет считать его - Каином…

Страстная. День пятый. Дорога в Гефсиманский сад.

ДОРОГА В ГЕФСИМАНСКИЙ САД

 (Ин.16:1-33).

«Мерцаньем звезд далеких безразлично
Был поворот дороги озарен.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон».

Борис Пастернак

Прозвучали последние сказанные в Сионской горнице слова Иисуса - «чтобы мир знал, что Я люблю Отца и, как заповедал Мне Отец, так и творю: встаньте, пойдем отсюда…».

И ученики вместе со Спасителем выходят в ночь. Но вряд ли они знают, куда в итоге лежит Его путь – даже если и думают, что идут в Гефсиманский сад.

Что ж, сейчас Иисус действительно идет в него.

В последний раз Спаситель идет туда, где Он так любил проводить краткие часы отдохновения. И как знать – не потому ли, что этот сад напоминал Ему об Эдеме?

О том, первозданном Рае, где Бог общался с человеком еще до его грехопадения…

И вот сейчас Сын Человеческий – снова направляется в сад.

И снова, как и тогда, к первым людям, к Адаму и Еве, туда же идет князь мира сего.

Но на этот раз Человек Иисус Христос имеет право сказать о нем: и во Мне не имеет ничего.

Полнолуние…

Быть может, дорога идет мимо виноградника – глядя на который, Спаситель говорит ученикам:  «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – виноградарь».

Виноградная лоза, символ Израиля…

Неслучайно огромная, отлитая из чистого золота виноградная гроздь украшала главное святилище храма – его Святое Святых!

Но, в отличие от нее, истинная виноградная лоза предназначена не для украшения - как и смоковница, она посажена и растет для того, чтобы давать нужные людям плоды.

Страсная. День пятый. Первосвященническая молитва.

ПЕРВОСВЯЩЕННИЧЕСКАЯ МОЛИТВА

(Ин.17:1-26)

«Как лунные глаза светлы, и напряженно

Далеко видящий остановился взор.

То мертвому ли сладостный укор,

Или живым прощаешь благосклонно

Твое изнеможенье и позор?».

Анна Ахматова

Разговор с учениками закончен.

И теперь Спаситель обращается к Отцу – с молитвой, которая будет названа Первосвященнической.

«После сих слов Иисус возвел очи Свои на небо и сказал: Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя, так как Ты дал Ему власть над всякою плотью, да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную».

Если бы только не знать, что означает это – пришел час, и о каком прославлении уже сейчас, в этот момент ведает Спаситель…

 И в ночной тишине ученики слышат слова, раскрывающие содержание того, что же представляет собой, в чём состоит эта вечная жизнь: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа»!

Да знают Тебя…

В той, вечной жизни, о которой говорит Спаситель – вера уже не понадобится. Она сменится знанием во всей его полноте, видением воочию – а не через то замутнённое земной жизнью со всеми её заботами тусклое стекло, о котором в своём первом Послании Корянфянам напишет апостол Павел:  «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор.13:12).

Для каждого человека это произойдет только после того, как он переступит порог вечности.

А что же здесь, в нашей земной жизни? Об этом апостол пишет в следующей строке своего послания - именно и уже в этой жизни, здесь и «теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1Кор.13:13).

Много думал я над этими удивительными словами апостола…

Почему же любовь превосходит не только надежду, но и веру – разве не она, не вера спасает человека?

Быть может потому, что любовь, о которой говорит Павел – не человеческая. И как бы ни любил человек Бога –любовь Бога к нему неизмеримо больше!

И именно она, эта единственная и неповторимая, эта действительно с большой буквы Любовь - даёт человеку дар веры и обретение надежды.

И звучат слова Спасителя, которые доказывают эту, по словам апостола Павла, «превосходящую разумение любовь Христову» (Еф.3:19): «Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить. И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира».

Попробуй услышать эти слова Спасителя так, как будто ты читаешь Евангелие впервые – и ничего не знаешь о том, что случится.

Чего, какой славы ожидал бы ты, услышав их?

Страстная. День пятый. Гефсимания.

ГЕФСИМАНИЯ

(Мф.26:36-46; Мк.14:32-41; Лк.22:39-46).

«Зелень тусклая олив,

Успокоенность желания.

Безнадежно молчалив

Скорбный сон твой, Гефсимания...»

Фёдор Сологуб.

Спаситель закончил Свою молитву.

Закончен и недлинный остаток пути - «Потом приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания…».

Недолгим был Его путь сюда от ночного Иерусалима. Остался позади и спуск в долину почти пересыхающего в это время года Кедрона, по руслу которого сейчас течет не столько вода, сколько кровь тысяч и тысяч овец, закалаемых на конвейере жертвенника храма…

И по контрасту с происходящим – можно ли не вспомнить сейчас самое начало земного служения Спасителя?

Тогда – ясный, солнечный день, полноводный Иордан, запах речной свежести.

И всё – впереди.

А сейчас – ночь, и этот мрачный поток (неслучайно Кедрон переводится как черный, темный) с исходящим от него непередаваемым, тошнотворным и перебивающим все остальные запахом крови – будто напоминая тем самым Иисусу, и без того об этом знающему, о приближении конца.

Вот и Гефсиманский сад – то место, куда для немногих часов уединения  Он так любил приходить со Своими учениками.

Быть может, они и сейчас привычно начинают готовиться к ночному отдыху – но Он «говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там. И, взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать».

Они отходят недалеко от основной группы, и «Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно…».

Какое же сильное, какое поистине жуткое впечатление на Петра, Иакова и Иоанна должны были произвести это - душа Моя скорбит смертельно! Из уст Спасителя такое звучит впервые - и как же велика, как запредельна степень этой Его скорби…

И их троих, самых Ему близких, Он просит - «побудьте здесь и бодрствуйте со Мною».

Люди часто взывали и взывают к Богу о помощи – но здесь, в этом ночном Гефсиманском саду, впервые звучит обращенная к людям просьба Бога -об их, человеческой поддержке, в которой Он так нуждается сейчас!

Ему - как Истинному Человеку - так нужна  сейчас молитвенная помощь самых близких Ему людей!

«И отойдя немного» Он, Человек Иисус, «пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! Если возможно, да  минует меня чаша сия…».

Но может ли что-либо сильнее подтвердить совершенство этой Его человеческой природы, чем следующие за прозвучавшими слова –  «впрочем не как Я хочу, но как Ты»!

Страстная. День пятый. Взятие под стражу.

ВЗЯТИЕ ПОД СТРАЖУ

(Мф.26:45-56; Мк. 43-52; Лк.22:47-53; Ин.18:2-11).

«У пророка одна дорога.
Суд над нею - лишь Высший Суд.
И осталось ему немного -
Слава Богу, уже идут»..

Андрей Макаревич

Гефсиманский сад, ночь, полнолуние…

 «Знал же это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими».

В отличие от остальных – он-то не спит и не почивает: уже уходя с Вечери - Иуда знал, что именно сюда придет Спаситель с такой немногочисленной группкой Своих учеников.

«Итак Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием».

И вот - в тот момент, когда ещё звучит это встаньте, пойдем, «когда ещё говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных». Приходилось встречать точку зрения, что-де и это – выдумка, поскольку такое множество выглядит явно избыточным для задержания всего-то Одного или пусть даже нескольких человек, (к тому же, как всем было известно, абсолютно далеких от экстремизма). А по-моему – все как раз очень просто: все задуманное первосвященниками и старейшинами народными  надо все сделать максимально быстро. Тем более, время – ночное, мало ли что…  На этот раз надо действовать наверняка!

Я снова перечитываю сейчас предыдущие строки Евангелия - то место молитвы Спасителя, когда только что Он, «отошед немного, поднял лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия: впрочем, не как Я хочу, но как Ты».

    Какая бездонная, бесконечная тоска звучит в этих словах! И снова думаю – почему «да минует Меня чаша сия»? Ведь Спаситель знает о Своем предназначении - Он сам говорил об этом, о Своем конце ученикам: «Сыну Человеческому должно много пострадать, и быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть»!

И всё-таки - только ли мучительную смерть на кресте имеет Он в виду, говоря «чаша сия»?

Только ли она, только ли предстоящие Иисусу крестные муки исторгают из Него это жуткое – «душа моя скорбит смертельно»?

Страстная. День пятый. Иисус перед синедрионом.

ПЕРЕД СИНЕДРИОНОМ

(Мф. 26:57; Мк.14:53, 55-65; Лк.22:54, 63-71; Ин.18:12-14, 19-24).

«Злой поступок – это перенос на другого того разложения,

 что мы носим в себе».

Симона Вейль

Ночь четверга Страстной недели…

Спаситель взят под стражу - и «Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса и связали Его, и отвели Его сперва к Анне, ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником».

 «Это был Каиафа, который подал совет Иудеям, что лучше одному человеку умереть за народ» - напоминает нам с тобой евангелист Иоанн.

С каким, наверное, нетерпением ожидает Анна возвращения посланного в Гефсиманский сад отряда! Ведь стольку уже раз задуманное – срывалось…

И вот, наконец-то, Иисус – связан и стоит перед ним.

И для начала, чтобы придать происходящему хоть какую-то видимость формального разбирательства, «Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его. Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил».

Спроси тех многих, кто слышал слова Иисуса, Анна! Ведь для установления истины на суде нужны показания именно свидетелей, а не обвиняемого! И слышавших Спасителя – столько, что для того, чтобы найти очевидцев, стоит только выйти на улицу!

Ведь учил-то Он не тайком – но в храме, и проповедовал – целым толпам!

Но нет, не истина интересует сейчас Анну и его приспешников, которые спешат выслужиться, продемонстрировать хозяину свою лояльность:  «Когда Он сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику? Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?».

Не отстают от него  и другие: не столько служители – сколько прислужники, «державшие Иисуса, ругались над Ним и били Его; и, закрыв Его, ударяли Его по лицу и спрашивали Его: прореки, кто ударил Тебя?  И много иных хулений произносили против Него».

Вот уж поистине – не так страшен царь, как псарь…

Однако время торопит – и для запуска формальной процедуры суда «Анна послал Его связанного к первосвященнику Каиафе».

Страстная. День пятый. Отречение Петра.

ОТРЕЧЕНИЕ ПЕТРА

(Мф.26:58, 69-75; Мк.14:54, 66-72; Лк. 22:54-62; Ин. 18:15-18, 25-27).

«Просыпается тело,

Напрягается слух.

Ночь дошла до предела,

Крикнул третий петух».

Арсений Тарковский

А что же происходит в это время за пределами зала синедриона, где происходит судилище над Спасителем?

При аресте, как ты помнишь, все ученики, оставив Его, бежали.

Но один из них после этого все-таки вернулся: когда «Взяв Его, повели и привели в дом первосвященника»,  то «Петр же следовал за Ним издали, до двора первосвященникова; и, войдя внутрь, сел со служителями, чтобы видеть конец».

Он приходит на нижний двор этого дома, - туда, где «Между тем рабы и служители, разведя огонь, потому что было холодно, стояли и грелись».

Холодно, холодно этой весенней ночью…

И «Петр также стоял с ними и грелся». Но разве может костер избавить от того внутреннего холода, который сотрясает его?

От озноба не тела – но самой души?

А тут ещё – как назло – к собравшимся у огня «пришла одна из служанок первосвященника и, увидев Петра греющегося и всмотревшись в него, сказала: и ты был с Иисусом Назарянином».

Того и гляди – его опознают! Или того хуже – кто-то из присутствующих может даже вспомнить, что именно Петр был вооружен мечём.

И более того – что он отсёк ухо рабу, причём рабу самого первосвященника!

Стоит ли нам с тобой, людям, удивляться, что «он отрекся, сказав: не знаю и не понимаю, что ты говоришь. И вышел вон на передний двор; и запел петух».

Но не тут-то было: эта женщина не верит его словам. А ведь услышав ответ, её подозрение могло даже усилиться: ведь Петр – галилеянин, и поэтому его речь имеет характерные фонетические особенности (из-за которых его соплеменники являлись даже объектами насмешек жителей Иудеи)!

Быть может, почувствовав «неладное», служанка пытается найти его – и ей удается это. Она видит Петра на переднем дворе, куда (вместо того, чтобы опрометью бежать от этого места куда подальше!) будучи не в силах уйти,  перешёл Петр.

И здесь «Служанка, увидев его опять, начала говорить стоявшим тут: этот из них».

Она утверждает это совершенно уверенно – но «Он опять отрекся».

Опять отрекся – но и опять не ушёл!

А ведь слышавшие служанку и ответ Петра не могли не насторожиться! И действительно - «Спустя немного, стоявшие тут опять стали говорить Петру: точно ты из них; ибо ты Галилеянин, и наречие твое сходно».

На этот раз Петр уже не просто говорит им, что они ошибаются – нет, более того, «Он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите».

И как только он произнес это - «Тогда петух запел во второй раз. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня».

А знаешь - ведь Петр, пожалуй, сказал правду: по большему счету, он ведь до сих пор не знает ещё Спасителя…

Трижды отрекшись - «И выйдя вон, плакал горько».

Не надо плакать, Петр!

Плохо, конечно, что ты отрекся от Христа – но ведь Христос от тебя не отрёкся!

И любит тебя - по-прежнему…